Очень много трупов, конечно… Один раз, когда собралось уже 150 ВИЧовых и мы сидели на одном бараке, закрытые, изолированные… И уже фтизиатры не знали

Онда. На картах не значится

Костя Пролетарский. Предсмертное интервью.

20 ноября 2008 г. «Новые известия» сообщили о том, что один из судов Карелии вынес прецедентное решение – отпустить из заключения осужденного, который болен СПИДом. Он сумел доказать, что нуждается в срочном лечении и может получить его только на свободе. Многие, кто узнал о новостях из рассылки ITPCru вздохнули с облегчением – ведь речь шла о Косте Пролетарском. Аутрич-работнике проекта «Гуманитарное действие» в Питере, ВИЧ-активисте, нашем близком и любимом друге. 31 октября 2008 г. Костя был освобожден по состоянию здоровья из Лечебно-исправительного учреждения № 4, расположенного в Сегежском районе Карелии. С тех пор Костя безвылазно находится в Боткинской больнице, где мне и удается видеть его время от времени во время своих поездок в Питер. Пытается вылечить то, чем наградили его несколько лет пребывания в карельской колонии. Об этих незабываемых годах и о жизни простых заключенных с турбовичом – наше интервью.
Аня: Ну, начнем.
Костя: В 2006-ом году меня осудили на три года общего режима. На тюрьме у меня нашли туберкулез. Через какой-то промежуток времени делается флюорография каждому заключенному, и, соответственно мне тоже сделали и сказали, что у меня инфильтративный туберкулез легких, и перевели меня на больницу, где я просидел полгода.
И у тебя был ВИЧ?
Да, у меня был ВИЧ. Я с ВИЧом уже приехал на тюрьму. Когда меня привезли в тюрьму и я говорил, что у меня ВИЧ в стадии СПИДа и что до тюрьмы я начал принимать АРВ, потому что по всем клиническим показаниям мне уже нужно было это делать, мне прописали терапию в центре СПИДа, по проекту Глобус… Я принимал первую линию: стокрин, комбивир. Когда я приехал в тюрьму, я всем сказал об этом – всем врачам, которые меня принимали, что у меня такая ситуация и что мне жизненно необходимы лекарства эти и что мне нельзя прерывать лечение. Мне сказали успокойся… Не дали мне ничего. Сказали, что у них не рассчитано, что у них нет этих лекарств, нет связи со СПИД-центром, они... в общем, не в курсе и у них ничего нету.
А лечение туберкулеза предоставлялось?
Ну, как оно предоставлялось: вот открывается кормушка, закидываются таблетки – нате пейте… И все! Она всем одинаковые давала – у каждого разный диагноз, она всем давала одно и говорила – кушайте. На самом деле ей было все равно – кушаешь ты их или нет. Это никак не отслеживалось – человек лечится или нет.
Так пока сидел почти три года, ты всю дорогу АРВ не получал?
Вообще не получал. Потом меня этапировали в Карелию, в Ондо – туберкулезная зона. В лагерь. ЛИУ. Когда я и в лагерь приехал, я тоже говорил об этом врачам, что у меня ВИЧ, в стадии СПИДа, все им рассказывал, все свои показатели последние… Но – ничего, никаких результатов. Когда я в 2007-ом году приехал, там была такая ситуация – ВИЧовых туда очень много привезли, но не знали что с ними делать. Мы даже не числились как ВИЧовые, мы приехали туда, как туберкулезные. И всех ВИЧовых начали закрывать в один барак и никуда не выпускать. Кормили в бараке тоже. Мы вообще не передвигались по лагерю. И когда ты говоришь врачу на обходе, что ты ВИЧ, он говорит, что я вообще ничего не представляю… О чем ты говоришь, что это. Там были одни фтизиатры, ни инфекционистов, ни дерматологов.
А фтизиатры ничего про ВИЧ не знали?
Конечно. Ничего не знали. И мы там очень долгое время числились не как ВИЧовые, а как туберкулезные. Этапы все приходили, приходили… Уже барак не вмещал ВИЧ-инфицированных… И им пришлось отряд сделать отдельный, турбо-ВИЧ… И сейчас это самый многочисленный отряд в лагере.
Расскажи про жизнь в этом отряде?
В принципе, это режимный отряд. То есть, там ничего – никаких лекарств, кормят туберкулезными препаратами не смотря ни на что, может у тебя гепатит или что другое… Даже поддерживающей терапии никакой не дают. Ни для печени, ни для чего… И если у тебя что-то случалось… Там было много смертей, я очень много видел, умирали люди… За несколько месяцев было порядка десяти смертей. И потом это стало портить показатели в лагере. И уже администрация стала отправлять людей при смерти, вичовых в Медвежегорск…. Это тюремная больница. Это карельская тюремная больница.

А что там? Ты там не был?

Я там был. Мне очень плохо стало, весной 7-го или 8-го года. Неделю была температура 40. Врачи ничего не могли сделать, они вообще не понимали че происходит. Они знали, что на Медвежегорске ВИЧовые сидят. Там зона большая. Есть барак терапии. Барак хирургии. Туберкулезный барак. И меня туда отправили. Я там две недели просидел закрытый в ШИЗО, в камере и все…

А что такое ШИЗО?
ШИЗО – это штрафной изолятор.
А почему ты туда попал?
Потому что в то время ВИЧовых везде закрывали постоянно их изолировали. Даже на тюремной больнице они сидели в ШИЗО в подвале, понимаешь? Представляешь? Штрафной изолятор. Я сидел в камере, она была очень маленькая, около 2 метров. Две шконки на цепях, дальняк там – скала такая в углу, и раковина, все. Мы вдвоем там были. И когда меня врач вызвал, говорит ну че у тебя случилось, почему тебя привезли, зачем это надо... я ему все рассказал, объяснил… Он сказал ой, ты мне много новых вещей рассказал! Ну когда я ему рассказал за вирусную нагрузку, за АРВ там, за все… Он совсем ничего не знал. Говорит, ууу, какой ты подкованный, c Питера наверное… И все, он со мной один раз поговорил один раз за две недели и меня отправили назад.
Так тебя там не лечили, в этой больнице?
Вообще ничего мне не сделали. Я просидел только две или три недели в ШИЗО и меня отправили.
А какие-нибудь обследования делали? На ВИЧ? На статус?
Нет. Там вообще этого не делают. Он мне взял кровь и сказал, что это на вирусную. Я ему поверил. После чего он меня ставит на этап и отправляет обратно в лагерь. Я говорю, зачем вы так делаете, давайте хотя бы дождемся ответа, кровь, он говорит, я тебе пришлю туда, в лагерь. Так этого и не произошло.
А в лагере вас тоже в ШИЗО держали?
Нет. Ну в ШИЗО когда приезжаешь. Потом сразу сортируют. Представляешь, в туберкулезном лагере такие были подразделения – ВИЧовые и здоровые… в туберкулезном лагере... Здоровые – это туберкулезники. А все остальные – вичовые. Он идет рядом с тобой в локалке, я смотрю он сейчас уже упадет уже, этот здоровый. А я вичовый.

Ты говоришь, в лагере много людей умирало… Отчего они умирали?

Сложно сказать, я не думаю, что они умирали в основном от туберкулеза, но все это были люди с ВИЧ. Я видел, как одному сделали пункцию спино-мозговую. И на следующий день он потерял зрение. В общем, у него была высокая температура. Его перевели. Они думали, что туберкулез, они ему гасили гасили, всяческими антибиотиками там, атомными, закалывали там все, а ему все не лучше и не лучше… Потом приехал какой-то специалист, говорит, вроде наверное менингит, давайте возьмем ему пункцию. И прямо там, в лагере, ему делают пункцию. На следующий день я смотрю он уже потерял зрение, и его везут на Медвежегорск по зеленой… Снаряжается сразу же машина, конвой… Быстро везут. Но он умер в итоге. Представляешь? И таких много там очень…

Еще один. У него было обострение гепатита. Его закармливали таблетками туберкулезными, они высокотоксичные, такие вобще… ужасные. А у него все дует, дует живот, он желтый-желтый. Он говорит врачам: «Мне плохо!» А они: «Ничего не знаем…».

Типа, не знаем что такое печень… Нам пофек, мы туберкулез лечим.

Да. Там, знаешь как… Ты приходишь в медкабинет и таблетки там - тебе в рот заглядывают. Проглотил ты таблетки или нет. Если ты выносишь оттуда, например, спрятал таблетку… Это 15 суток ШИЗО. И вот он все ел и ел таблетки… И в итоге у него асцит начался, вздутие живота, жидкость не отходит. И он умер. В ужин. Мы ужинаем, а он умер. В палате. Представляешь. Такие были ситуации… Тяжело. Я письмо получил недавно из лагеря. Мне Б. написал, мы сидели с ним. Он говорит: был на Межвежке недавно… Говорит, Костя, такой морг, не представляешь… Помнишь такого-то, такого-то, такого-то… Начал мне перечислять фамили, имена там, в письме. А потом сбился, говорит, да ладно...
Тех, кто умер?
Да, да, он мне назвал столько имен... это вообще, ужасно. Он говорит, просто склеп. Все умирают практически.
Их перед смертью в Межвежегорск посылали?
Ну да, в основном, да. Чтобы они не умирали в лагере и зеки не видели…их отправляли
А как родственники? Они никак не реагировали на такую ситуацию?
не знаю таких случаев… реакции... по-моему даже никто и не возмущался… Бывали такие, которых актировали. Когда зек по состоянию здоровья не может отбывать дальше наказание – его актируют. Ну это считай при смерти.
Какое должно быть состояние здоровья, чтобы актировали? Если человека полумертвого уже в Медвежку увозят?
Ну, а когда не увозили, там одного просто вынесли на носилках. Его актировали. И на носилках вынесли и передали родителям, представляешь? Его мама, наверное, в обморок упала… ну там какие то жалкие останки сына вынесли за ворота... Забирайте. Представляешь?
Да, жестко.
В колонии вообще жестко. Вот, помнишь я тебе про хлорку рассказывал? Ну это у всех, это не только ВИЧовых касается… Это по приезду в лагерь с тебя сбивают спесь, так сказать. Показывают кто хозяин. Это хлорка с аммиаком заливается в камеру. Тридцать литров раствора хлорки с горячей водой и аммиаком. Все выливается на пол… Там такая консистенция что ужасно просто! Я когда стоял там, опустил глаза на пол и увидел, что дым идет просто от досок, представляешь!
А зачем это? смысл в этом какой?
Мм, я не знаю, если честно… Ну это чисто поиздеваться. Никто ничего не объясняет. Психологически, морально ломают человека. Там такой раствор делают, что ты практически на грани потери сознания, понимаешь? Когда тебе выжигает глаза, ты не можешь дышать, у тебя уже пена идет из желудка. У тебя даже лицо начинает вобще... ну как это сказать, я не знаю. Все растворяется вообще, разъедает, представляешь? И потом еще несколько дней у тебя все болит. Я приехал в лагерь, у меня был инфильтративный туберкулез – это не очень серьезно. Т.е. даже дырок, очагов нет. Просто затемнения… И после месяца пребывания, после нескольких экзекуций этой хлорки, мне делают рентген и говорят, что у меня распад обоих легких начался.

Нескольких экзекуций?? То есть это там регулярно что ли просиходило?
Ну да. Ну мы приехали: нас в ШИЗО несколько раз залили хлоркой, потом в карантине еще…
То есть это типо дезинфекция что ли? Я просто не понимаю, как это обосновывается?
Да не дезинфекция… да никак не обосновывается. Просто вот, ну я тебе говорю что это морально ломают людей.
Нет, ну они же по своим процедурам не могут не могут написать что вот надо вылить хлорку, чтобы всех морально сломать. Они должны это как-то объяснить.
Да, никак это не объясняется. Знаешь, как говорится: хлорки нет на Онде. Нет ее. Никто не заливает никого. Официально этого не существует. Хотя это происходит. Это просто как газовая камера. Заливают, и там дышать просто нечем. Я помню, как-то попал в такой переплет. Было помещение в половину моей палаты, маленькое. Туда набивается двадцать человек, зеков… А там ничего не видно далее полуметра, т.к. эта хлорка уже летает в воздухе. И люди сразу же начинают задыхаться. Кто-то упал без сознания. Люди в панике начали ломиться в дверь... ну то есть они спасали свою жизнь, представляешь? И они вынесли эту дверь вместе с куском стены – просто спасали свою жизнь.

Это как-то объясняли - зачем это делают?
Это в качестве наказания. Ну, экзекуция такая. За что-то, что идет в разрез с администрацией или со старшиной отряда… Это есть и сейчас, я уверен. Это всегда там практиковалось. Такие вот вещи.
А что там еще прикольного было, кроме газовой камеры?
Прикольного? Кроме газовой камеры, мне надевали на голову противогаз, а снизу – вместо фильтра – бутылка с аммиаком, 1,5 литровая, представляешь. Была ситуация, в которой я был не при делах. Но, знаешь, в зоне много гнилого народца, который в свое благо может и оклеветать. И вот я так попал. Человек освобождался и попросил меня написать ему адрес СПИД-центра и все телефоны, по которым ВИЧовый может какую-то информацию получить. А такие вещи, как личные записи нельзя выносить за пределы зоны – это запрещено. И при обыске, когда он выходил, у него нашли – посчитали, что это какая-то малява воровская. Я был жестоко наказан. Я нюхал аммиак, дышал достаточно продолжительное время. А потом мне поставили специальную отметку, что могут наркотики идти в посылках. И мне все дачки вскрывали настолько, что я шел с вахты - у меня текла селедка, сгущенка с пакетов, вообще ничего не оставляли. Я жду эту посылку два месяца – по режиму положено раз в два месяца – а они мне все взрывали. Я шел на отряд ни с чем.
С аммиаком они делали, чтобы ты что-то рассказал или просто как «наказание»?
Ну, да. Вообще они даже и не требовали ничего такого. Они просто знали, что эта информация от меня. Они меня пару раз спросили, я сказал, что ничего не писал. А потом говорят, что нам и не надо этого признания… Так как человек спалился, мы все изъяли, так что можешь ничего не говорить. Вот так вот, представляешь? А я ведь просто дал адрес СПИД-центра....
Там было много разных ситуаций… Очень много трупов, конечно… Один раз, когда собралось уже 150 ВИЧовых и мы сидели на одном бараке, закрытые, изолированные… И уже фтизиатры не знали что с нами делать… Приехала комиссия инфекционистов… Им, видимо, вчера сказали, что теперь вы инфекционисты… Вот такие врачи приехали. Они все с интересом нас разглядывали. Они до сих пор приезжают, мне парни же звонят, с лагеря. И вот один говорит, что на прошлой недели приезжали инфекционисты, чтобы АРВ назначать. Я говорю, да ты че! А у того человека туберкулез, инвалидность по туберкулезу, кожные начались заболевания – у него все тело, как у ящерицы, плюс там кандиломы всякие, кандидозы, а они посмотрели на него, на лицо и сказали, ну, тебе еще рано АРВ. вот так они диагностику проводят. Легко… Наверное, там высокие какие-то профессионалы…им ничего не надо, у них вот так вот все... телепатически.

Сколько ты провел в этой колонии?
Год и восемь… Отсидел я два и четыре из трех, а год и восемь в этой колонии.
Т.е. там ВИЧ вообще никак не лечили?
Нет, там вообще никак не лечили. Даже статуса ВИЧ-инфицированный там не было. Ну, поскольку ВИЧовый в тюрьме – это определенная диета, дотация от государства, деньги какие-то должны выделяться дополнительные на содержание заключенного ВИЧ-инфицированного. Там этого не было. Мы просидели год, даже больше – мы были туберкулезными больными, мы не были ВИЧовыми, ВИЧа не было.
Но сейчас мне звонят, рассказывают, что АРВ приезжают назначают, но при мне, когда я там был в 8-ом году, там был только один из 180 ВИЧовых, который получал АРВ. И то он был местный карел. И ему давали потому, что он в СПИД-центре в Петрозаводске начал получать и у него пошла положительная динамика. Врачи сами ему присылали АРВ в зону. Я у врачей узнавал – можно ли мне получать. Мне сказали, что нет – потому что я питерский. Он карел, он местный. Местный бюджет СПИД-центра рассчитан на него.
А тебе из Питера нельзя было присылать?
Ну а как присылать? Я уже полтора года не пил таблетки (на тюрьме) и продолжать ту же схему невозможно. Нужно сделать диагностику, может у меня резистентность, и может, назначать другие препараты. А никто мне этого ничего не делал, ко мне врача даже не пустили. Приезжал ко мне адвокат с cуд-каким-то-там экспертом, врачом… Его не пустили даже – не дали осмотреть меня. Хотя был мой адвокат, договор, все официально. Они с этой целью и приехали – должны были собирать документы для актировки, для суда. Его не пустили и мы сидели с ним через стекло, разговаривали. Но это, я считаю, ни о чем.
А как они объяснили – почему не пустили?
Вообще там зекам ничего не объясняют.
А чем вас кормили?
Общее… Все тоже самое… Пища там скудная. Баланда – перловка в основном, мясо мало… Туберкулезная диета – это с утра дается пол литра молока, раз в два дня – яйцо. Пол литра молока – каждый день дают, это стабильно. Цельное или сухое. Каша – все на воде. 50 грамм масла и хлеб. Днем – обед. Ну, я даже не знаю... cупом это назвать невозможно… Там такое, там че то жидкость какая-то, зеленые помидоры вареные. Плюс перловка, типа с тушенкой. А тушенка – свинина… Но мне кажется, они свиней не забивали, они сами умирали – такая вонища от нее была... я тебе серьезно говорю. Но вообще люди там мало едят. Практически невозможно есть то, что дают.
А какие-нибудь овощи? Дают?
Нет. Ни овощей, ни фруктов… Я ни одного не съел за все время пребывания. Овощи, если только вареные, консервированные… Зеленые помидоры я только помню, на воде сваренные – это суп. Отвратительно. Все ждали вечера, т.к. личное время начинается. У кого есть свои продукты на отряде. В личное время я могу пойти взять свой мешок и поесть то, что я купил в магазине или то, что получил в передаче. Но в большинстве своем процентов 40 и того меньше людей получают передачи. Остальные все сироты и им приходится кушать то, что дают. Пища малокалорийная, если учесть что дают такие тяжелые препараты… Вообще туберкулез нужно кормить, по идее, чтобы поступали калории, чтобы туберкулез жрал калории, а не тебя… Нужны калории. А там этого вообще нет. Ужасно все.
А что там с наркотиками?
Наркотиков там нет. На Онде нет ни наркотиков, ни алкоголя. Онда – это и есть ЛИУ-4, туберкулезный лагерь. Там Ондовское водохранилище рядом. Оно входит в систему Беломорканала. Беломорканал в 5 километрах. Там нет ни наркотиков, ни алкоголя, потому что это очень жесткий лагерь. Там все режимы сидят – общий, строгий, особый. Все – в одну. Нет разных отрядов. Поэтому для всех один режим это - лютый.
Расскажи, как тебе удалось оттуда свалить?

Свалить? Я ушел оттуда по УДО – условно-досрочное освобождение. Ко мне туда приезжал адвокат, после чего меня вызывали к администрации. Спрашивали – чего это ко мне приезжают адвокаты? Вообще это редкость в этих лесах. Я и говорю, вот наняли, он на УДО хочет подавать документы. И они начали такой разговор – зачем тебе это надо… Они не любят этого, администрация, когда приезжают адвокаты и вмешиваются в такие дела. И вот они – зачем это тебе нужно, у тебя уже меньше года, может быть ты и так напишешь? Т.е. мы тебя пропустим, в принципе. Может, откажешься – ты и так уйдешь. Я сказал – ну, давайте. Не стал с ними ссориться. Говорю, хорошо. Прошло несколько месяцев, я заработал несколько поощрений. И пошел на административную комиссию. Приходишь к начальнику учреждения, там сидят все шишки, звезды, все чины – все самые главные лагеря. Начальник задает несколько вопросов тебе. Меня спросил - куда я поеду после освобождения и что-то про трудоустройство. Я сказал, что поеду домой. Он спросил, ну что – пропустим его? Все закивали головами. Через месяц был суд. Освободили меня 31 октября.
А почему, если там так легко освободиться, других не освобождают?
Год назад УДО там - это была фантастика. По УДО уходили очень редко. Люди, которые уходили по УДО, я не знаю что они делали, чтобы уйти по УДО. Потому что администрация не пускала, а если ты кидал сам через ящик – можно отправить закрытое письмо в суд и цензура не имеет права его вскрывать – то эти письма все равно возвращались на отряд. Кого-то заливали хлоркой, кто-то терял свое положение, если он был на должности какой-то, кого-то переводили в другой отряд. Не давали, даже если сам зек имеет такое право по закону. А потом что-то изменилось. А! Приехал с управления весной 8-го года – он ходил по всем отрядам – полковник… Вот он пришел на ВИЧовый отряд, говорит , я знаю, что контингент тут весь питерский, короче говорит, блин, пишите на УДО, вы нам тут не нужны, сидите у себя… Если нету нарушений всяких - пишите на УДО – мы вас отпустим всех, говорит – мы не знаем что с вами делать. С турбо-ВИЧом. Он пришел, нас в локалке построили, он ходил вдоль строя и нам объяснял все это…
И после того, как тебя освободили, ты вернулся сюда?
Освободили меня 31 октября. Вообще мне стало плохо еще в лагере, за месяц до освобождения у меня поднялась высокая температура. Я подходил к врачам, просил помощи говорил посмотрите чего делается то. Они говорят, иди отсюда, Пролетарский, ты скоро уходишь, не глуми нам голову. И я вот так последний месяц я ходил ужасно… Даже не знал что делать. Ждал этого дня освобождения, меня врачи даже смотреть не хотели. И вот я приехал домой с температурой 40. Я несколько дней пробыл дома, а 11 ноября я приехал в Боткинскую больницу, у меня было обострение туберкулеза. Высокая температура у меня держалась месяца полтора, два - мне ее сбивали, сбивали… И АРВ хотят назначить, но что-то все не назначают… активен туберкулез. Нельзя… Не рискуют. Тут риск 50 на 50. Либо туберкулез обострится так, что будет летальный исход, либо все будет нормально…
Из-за восстановления иммунитета?
Ну, да. У меня очень много соседей вот здесь в Боткина умерло после того, как им назначали АРВ. У них был туберкулез лимфоузлов. И через несколько месяцев они умирали. И задал вопрос врачу, Светлане Олеговне. Она мне все говорила – давай, давай АРВ. Я сказал, что я столько видел смертей после начала АРВ, что мне как-то стремно…
А сколько у тебя клеток сейчас?
Последний раз было 134, предпоследний 104. И она мне говорит, что есть определенный риск – 50 на 50. Я говорю, слишком большой риск, и я пока не буду рисковать. Настаивают они… А другие врачи приезжали тут, международные эксперты, говорят – лечи туберкулез, а потом будешь АРВ. Надо смотреть по динамике. У меня сейчас инфильтрат увеличился в правом легком. Значит туберкулез растет. Вообще весна и осень – периоды обострения у туберкулезных больных. Может, и лечился все это время…
А таблетки - вторую линию тебе уже здесь назначили?
Да.
Т.е. у тебя резистентность в лагеря выработалась?
Резистентность мне установили на шесть препаратов. В лагере. Но они мне давали то, что у них есть. А это было иногда и два препарата, три препарата… Иногда вообще не давали, потому что не было таблеток.

Так а зачем они тебя кормили теми препаратами, если они тебе установили резистентность?
Ну, так. Зек должен есть таблетки туберкулезные. Т.е. не важно – помогают они или нет. Бывает, что нет какого-то препарата… Не привезли или еще что-то…
И часто такое было?
Ну, бывали перебои с антибиотиками… Бывали такие вещи. Даже бывало так, что в одном отряде есть, в другом нет. Там ужасно, там могила.
А что происходит с людьми после освобождения? Ну понятно, тебе повезло, тебя весь Питер знает, а что с другими?
Вот недавно мне звонил один парнишка, он уехал в Медвежегорск в очень плохом состоянии. Его отправили туда по зеленой… Отвезли. И пропал, мы думали, что он умер уже… И вот недавно по телефону, говорит, привет, это ***. Говорит, меня актировали. Я еду сейчас в Питер, домой. А у него очень тяжелая форма туберкулеза, ВИЧ… Ему в Медвежегорске дали АРВ, он принимает уже два месяца… Его актировали, он приезжает в Питер, и он хочет в больницу, потому что ему плохо. Его актировали. Считай при смерти. И вот приезжает в туберкулезный диспансер, приходит на учет вставать… И говорит он, что ему бы в больницу, что его актировали, показывает справки. А ему говорят – ну cлушай, поклонная гора у нас, турбович – это единственное отделение в Питере. тогда в очередь, тебе придется встать в общую очередь, подожди месяц, два. А вообще в туберкулезных больницах люди лежат месяцами, потому что это такая болячка, которая долго лечится – долго можно в очереди простоять. Он мне позвонил – может быть в Боткина можно. Я приходил к Мусатову, разговаривал с ним за это… Но он сказал, что у него диагноз такой фиброзно-кавернозный туберкулез. И с таким диагнозом я не имею права его взять – боксы не рассчитаны на это. У него 100% открытая форма, боксы маленькие, соответственно он будет всех заражать. Я не могу ему помочь. Пускай едет в СПИД-центр, может по их протекции ускорится процесс и он попадет на Поклонную гору, в турбовичовое отделение. А он приехал в СПИД-центр и ему сказали – ты чего сюда приперся. Езжай в больницу, жди очереди.
Когда я доредактировала расшифровку интервью, я хотела показать его Косте, чтобы сверить некоторые моменты и названия. Так, я долго гуглила слово Онда – ни на картах, ни в интернете о нем не смогла найти информации. Может быть, я его неправильно записала? Были и другие моменты, вопросы. Я попросила ребят в Питере сгонять к Костяну чтобы он прочитал интервью. Но оказалось, что в этот день Костя был в коме. Состояние его здоровья практически не улучшалось с зимы – лечение лекарственно-устойчивого туберкулеза не давало положительной динамики. Из-за этого же не могли заново назначить препараты АРВ -- риск был очень большой. Температура не снижалась с 38-40 уже несколько месяцев. У Кости было подозрение на туберкулезный менингит, туберкулез селезенки. В довершении всего, в силу своей наркозависимости, Костя просто не мог постоянно находиться в больнице, каждый день надо было куда то ломиться с температурой, а иногда пропадать неделями. Ругать, уговаривать и залечивать его было бесполезно, поэтому Костя Леженцев договорился с Киевским Центром СПИД о том, что они возьмут на себя стационарное лечение Кости, включая лечение туберкулеза и назначение заместительной терапии для того, чтобы он мог спокойно лежать в больнице. Мы уже собирались увозить Костю в Киев, когда в очередной раз он решил уйти из больницы Боткина «отдохнуть и поторчать», а через два дня по скорой оказался в туберкулезном диспансере на Поклонной Горе, в коме, с туберкулезным менингитом. Для нас четыре дня Костиной комы были днями и горя и надежды, я все твердила всем вокруг, что если Костя пережил Онду, то кома уж ему точно нипочем. И я очень надеялась. Но 19 июля 2009 года в 6 часов вечера Костик умер.
Интервью провела: Аня Саранг